ПО ВОЛНАМ ВПЕЧАТЛЕНИЙ

Мемуарам, воспоминаниям писателей, артистов, режиссеров и других деятелей культуры я не очень верю. Как правило, это самоупоение, объяснение в любви самому себе. Сколько кособоких сцен, искривлённых персонажей в таких писаниях! Зато есть один непогрешимый божок – это автор…

Никогда не собирался писать мемуары и дневники. Мне по душе другое. Впечатления, эмоции! В них нет расчёта, нет обмана, хотя искренние заблуждения вполне вероятны.

Книга «По волнам впечатлений» – это и есть впечатления. То, что врезалось, не изжилось.

***

Есть у меня одна притча…

Много лет назад, в 80-е годы, когда пустомеля и недоумок Горбачев стал вводить понятие «плюрализм», над которым многие потешались: слово гнусное, неблагозвучное, насквозь чуждое русскому языку, – так вот в это время, будучи еще молодым, я был на областном семинаре молодых писателей в Нижнем Новгороде, тогда он звался Горьким. Там выступал перед нами профессор филологии – жаль фамилию его не помню. Возможно, он был не местный, потому что я сам окончил историко-филологический факультет Горьковского университета и с ним бы где-то пересекся. Но это был какой-то особенный филолог, которого я слушал лишь однажды.

Выйдя перед нами, старенький, седенький, он оглядел небольшой зал, в котором мы сидели, и сказал – задумчиво и как-то проникновенно:

– Ребята, нам надо пережить плюрализм!

Эта фраза мне запала в душу. Но ее смысл, глубокий смысл им сказанного, я до конца понял спустя годы…

Мы, молодые литераторы, тогда переглянулись и пожали плечами. Не понимали, куда он клонит. Только ли говорит в защиту русского языка? Или подразумевает еще что-то…

Теперь мне совершенно ясно, что старый профессор подразумевал не только защиту русского языка от иностранных вживлений. Нет! Он предостерегал нас от той грандиозной лжи, лицемерия, подлости и отравы, которая скрывалась за этим гнусноватым «термином».

…Прошли годы. Встречаясь в аудиториях с молодыми людьми на писательских встречах, я обычно говорю:

– Дорогие друзья, плюрализм мы с вами кое-как пережили. Даже мундиаль пережили... Нам бы вот теперь кешбэк пережить!

***

Когда впервые увидел эту фотографию, даже растерялся. Кто эти люди? Из какого времени? Из какой страны? Даже мелькнула мысль: эти люди похожи на какую-нибудь чикагскую мафию...

На самом деле, всё оказалось очень просто. Это пять моих двоюродных дедушек! Братья Ведерниковы (слева направо): Федор Иванович, Дмитрий Иванович, Петр Иванович, Александр Иванович, Андрей Иванович. Лучше всех я знал Андрея Ивановича, часто бывали с братом Виктором у него в гостях. У него была пасека. На фотографии я его сразу, конечно, не узнал. И с другими тоже встречался, правда, уже не помню, где и с кем именно.

Еще у меня было три двоюродных бабушки - сестры этих богатырей. А моя родная бабушка Евдокия Ивановна Ведерникова (в замужестве Шишкина) прожила долгую трудовую нелегкую жизнь, умерла на 93-году жизни. Но самое любопытное, я помню еще свою прабабушку Ульяну Акимовну, мать этих молодцев. Она прожила до ста лет. И родилась она в 19 веке, в конце шестидесятых годов... Она, помню, в деревне Гущата (Слободской район Кировской области) ходила с батожком, согбенная, полуслепая, и при встрече все пыталась узнать: чьи мы с братом дети, по какой родовой линии идем: "Так вы Васины сыны?"

Смотрю на эту фотографию, на вдохновенные светлые лица родных людей, запечатленных где-то в довоенные, 30-е годы, разглядываю их одежду, обувь и, помимо чувства уважения и признательности к моим дедушкам, у меня закипает чувство возмущения: сколько грязи разная нерусь, европейские прощелыги, русофобы-англосаксы вылили на русских свободолюбивых талантливых людей. "Лапотники, ватники, совки"... А меж тем эти люди спасли Европу от фашизма, самозабвенно трудились ради процветания своей страны и другим помогали, заботились о детях...

Низкий им поклон. Пока что они стоят за нами. Защищают нас.

***

Летом 2001 года был проездом в Харькове. Ехал из сочинского санатория, поезд шел через Украину. Перед Харьковом был погранпост, проверка документов. Украинский инспектор придрался ко мне. Паспорт был просрочен на несколько недель, надо было менять. Я ему объяснил (не без лукавства), что по нашим законам, если билет куплен заранее, то всё правомерно. Да и на смену паспорта отводится, мол, по нашему законодательству два месяца (срок взял с потолка…) Офицер-хохол говорит мне: «Давай-ка ты, парень, поезжай обратно в Ростов-на-Дону и оттуда уже не через Украину, а по России вали домой…» – «Я ничего не нарушил. На вашу территорию не ступил. Еду в российском поезде…»

Хохол повел меня в отдельное купе, где никого не было.

«Какую валюту с собой везете?» – спросил он меня официально.

Тут я расхохотался, достал кошелек, открыл перед ним: там лежало две жалких купюры, не помню какого достоинства, но по ценности на современные деньги – рублей 100, не больше.

«Я же с курорта еду. Путевка 24 дня… Хорошо, что вот на метро деньги остались».

Он помрачнел, буркнул:

«Ладно, посиди здесь», – и куда-то, грубо говоря, свалил.

Я посидел пару минут и тоже «свалил». Нечего тут сидеть! Главное, что он паспорт у меня не сцапал… Вскоре поезд тронулся, и я облегченно вздохнул.

Но главное в той поездке на поезде через Украину был не этот безобидный эпизод.

В Харькове, где состав стоял достаточно долго, я вышел на солнечный перрон. Тут было полно местных торговцев, которые продавали пиво, вареную картошку, сало, огурцы, воблу и прочую дорожную снедь. Денег у меня «на изыски» не было, и я подошел к старику, который продавал обычные булки, те, что при советской власти называли «городскими» и стоили около 10 копеек.

Старик назвал мне цену своего товара. Сколько именно он назначил, я уже не помню… Но я аж присвистнул:

– Ты чего, старый, с ума сошел? За такую булку такую цену?

Старик доброжелательно улыбнулся, даже по-отечески погладил меня по плечу:

– Сынок, а ты откуда? Из России?

– Из России, – ответил я.

– Вот видишь… Там у вас много газу, нефти, других богатств. А у нас, сынок, покрасть-то уж больше нечего…

Его слова были именно такими! «А у нас, сынок, покрасть-то уж больше нечего…» Это был 2001 год!

Уже в поезде я полностью расшифровал и осознал драматизм его слов. И понял, почему он вынужден «заламывать» цену на булку хлеба.

Эту сцену и слова старика мне остро вспомнились в «майданные» дни в Киеве 2014 года. Жалко простых украинцев, обворованных и околпаченных за последние тридцать лет сверху донизу.

***

Стихи моих нижегородских друзей Александра Тюкаева и Владимира Миронова.

Они и между собой очень дружили. К сожалению, оба ушедших.

Владимир Миронов жил в Семеновском районе на станции "Озеро", возле озера.

Александр Тюкаев

1958 - 2007

Владимиру Миронову

Холодно мне на земле и на небе.

Слишком тревожно и гулко вокруг.

В тягостных думах о водке и хлебе

весь я извелся, далекий мой друг!

Истины жаждал. И что же в итоге?

Сердце знобит, и карманы пусты.

В думах о вечном – о звездах и Боге –

как там без водки над озером ты?

Может, стучишь топором без умолку,

в бревна уставив страдальческий взгляд?

Знаешь, что мало в той истине толку,

где только руки в мозолях болят.

Тот, кто таинственной музыке предан,

помнит, как бьет вдохновения дрожь,

как тяжело изможденному бредом

чувствовать в звуках уловленных ложь.

Но оправдание жизни мгновенной –

музыка эта. А то, что вокруг,

мелочи быта – всё пыль для вселенной,

что не для сердца, а только для рук.

Холодно мне… Хоть бы водкой согреться!

И, выпрямляясь в свой истинный рост,

пламенным голубем выпустить сердце

в сторону озера, полного звезд.

***

Владимир Миронов

1946 - 2005

Не раз властями одураченный,

среди людской разноголосицы

иду, метелицей охваченный,

надвинув шапку

к переносице.

А на плече – сума походная,

на брюках – латка пролетарская,

а жизнь – гадюка подколодная,

и потому душа –

бунтарская.

И на какой широкой площади,

и под каким забором скошенным

умру, пыльцою припорошенный

или окутанный

порошею.

Веселый месяц приосанится

и от печали в тучку спрячется –

и только песенка останется

про все мытарства

и чудачества.

Гори, звезда моя бездомная!

Звени, метелица январская!

Неси меня, сума походная!

Свети, заплатка

пролетарская.

***

...Об этом написала МК («Московский комсомолец». Ох! И живучий комсомолец, хотя нет уже никакого Всесоюзного Ленинского Коммунистического Союза Молодежи).

Бывший руководитель РЖД Владимир Якунин утверждает, что канцлер ФРГ Ангела Меркель лично призналась ему в неприязни к русским. Что касается причин такого отношения, то, как выяснилось, немецкий политик с детства страдает довольно необычной фобией. Сенсационный рассказ Якунин приводит в своей биографической книге «Коварная колея», которая вышла на английском языке в издательстве Biteback Publishing. В мемуарах он подробно рассказывает о своей работе на посту главы крупнейшей инфраструктурной монополии и делится воспоминания о встречах с разными интересными людьми. В частности, Якунин утверждает, что в 2008 году задался вопросом о том, почему Ангела Меркель, которая родилась в Восточной Германии (нет, она родилась в Гамбурге, но вскоре переехала в ГДР, прим. Е.Ш.) и хорошо владеет русским языком, на встречах с российскими делегациями общается через переводчика.

«Я не мог понять, почему человек, знающий русский язык так хорошо, как Меркель, не говорит на нем во время поездок в Россию, – складывалось впечатление, что она была в плену некой фобии», – приводит ТАСС цитату из книги Якунина. Через некоторое время его подозрения подтвердились. Главе РЖД представилась возможность лично пообщаться с Ангелой в Берлине. Тогда канцлер неожиданно призналась, что боится говорить по-русски. «Когда я была ребенком, советский солдат украл мой велосипед, и с тех пор я испытываю чувство, которое, я полагаю, можно назвать неприязнью по отношению к русским», – раскрыла суть своей фобии Меркель.

В ответ Якунин заметил, что неподалеку находится большой универмаг, и если бы он «хоть на секунду мог представить себе, что это вылечит рану» Меркель, он в тот же миг «скупил бы все велосипеды, которые у них есть». Однако в итоге автор книги счел, что это вряд ли сможет помочь.

Итак, советский солдат, якобы, украл у маленькой Ангелы велосипед.

Это скорее всего полный бред или инсинуация.

Ангела родилась в 1954 году. Детство ее прошло в городе Темплине в ГДР.

В 10 км от Темплина стояла советская воинская часть: на аэродроме – 787-й истребительный авиационный полк. Думается, что дисциплина в полку была на уровне.

Мой брат служил в ГДР. Солдат из военных городков никуда не отпускали, тем более в одиночку. Тут встает сразу множество вопросов. Зачем солдату велосипед? Представить невозможно, что он едет по немецкому городу на украденном велосипеде. А еще труднее представить, что солдат катается по плацу на велосипеде. Какими глазами посмотрели бы на него офицеры полка? И куда бы он этот велосипед прятал? В казарме?

Так что Меркель явно что-то путает, фантазирует. А ее русофобия основывается, скорее всего, на генетике: она по отцовой линии (он был пастор лютеранской церкви) еще и полька…

Впрочем, «велосипед Меркель» напомнил мне случай с Аркадием Мессингом (племянник В. Мессинга), который жил в Горьком, которого я знал лично и знал историю о его велосипеде.

Оказалось, что в детстве, после оккупации немцами Польши, где и жила семья А. Мессинга, у него немцы изъяли для своих военных целей велосипед. При этом дали справку, что велосипед забрали – вот он немецкий порядок!

Спасаясь от немцев, семья А. Мессинга перебралась в СССР (в Польше их бы ждал концлагерь), и при этом сохранила справку о забранном велосипеде.

После войны, большинство евреев, стали получать от Германии репарации. Тут и всплыл Аркашин велосипед. А. Мессинг предъявил властям Германии справку, и те компенсировали ему утрату велосипеда...

Сколько городов, сел и деревень уничтожили фашисты в СССР?

Велики ли были репарации?!

А вот православному патриоту, миллионеру, бывшему главе РЖД В. Якунину можно было бы посоветовать купить велосипеды для детей да и самих железнодорожников, которым совсем не сладко приходится на дальних полустанках и станциях России, чем озадачиваться фобиями и детскими галлюцинациями немецких «партнеров».

***

…Долго готовился к посещению врача, специалиста, попасть к которому можно только тогда, когда проедешь через массу анализов и разных УЗИ. На всё это ушло времени пара-тройка месяцев. Запись к этому важному специалисту оказалась расписана на много недель вперед.

И вот наконец-то я у вожделенного кабинета. Табличка: врач такая-то (женщина) врач высшей категории. Прикидываю, что ей нужно сказать, как лучше объяснить проблему… И вот я перед ней. Достаю свои бумаги с УЗИ, рентгены, выписки прошлых лет. Она поначалу вроде бы даже углубилась в них. И тут вдруг звонок – ей на сотовый. «Извините», – сказала она. Я понял, что звонок для нее очень важен. Она стала говорить с позвонившей ей… по-видимому «торговкой». Та сообщила ей (почти всё в их разговоре было слышно) о новых «халатиках», которые ей кто-то откуда-то привез. Она предлагала их врачихе. «А цвет? Какие там у тебя?» – «Есть бирюзовый, шикарный. А еще золотой, атласный с плетеным черным поясом…» – «Привези мне оба… И тот еще, про который вначале говорила… Когда приедешь?.. Ну, хорошо. Через полчаса… Жду…»

Врачиха, правильнее сказать уже, эта баба закончила разговор и посмотрела на меня как на какую-то тень, не имеющую ничего живого, она даже была как-то возмущена тем, что она уже сидит в «халатике», точнее, примеряет «халатики» разных расцветок, а тут сижу я, кто такой, зачем, и что-то хочу от нее. Она снова, якобы погрузилась в мои бумаги, но я прекрасно видел, что она делала вид, будто их читает, она уже видела одно: себя в «халатике»…

Наконец она спросила: «Вот вылечились этим препаратом – помогало?» – «Да»,– ответил я. «Так вот и надо продолжать этим лечиться! Сейчас я обновлю рецепт…»

Я смотрел на эту бабу, которая строчила рецепт, чтобы поскорее избавиться от меня, и разные чувства охватывали меня. А ведь кому-то  она не помогла по-настоящему… А сколько таких специалистов, которые пациентов в упор не видят?! И еще было одно злорадное чувство: ты толстая, коротконогая, тебя хоть в  шелка и бриллианты обряди – вряд ли кто-то полюбит. Разве что за деньги…

***

В оборванной цитате, вырванной из контекста известного автора, порой столько пошлости и глупости – того, кто эту цитату пристроил в свой текст.

В 90-е годы в Нижнем Новгороде вышла русофобская книга некой Л. Смирновой. Эпиграфом служили слова «Я, конечно, презираю отечество мое с головы до ног…» А.С. Пушкина. Фраза была очевидно оборванной, и это сразу смущало. И все же, что произошло с поэтом, когда он бросался такими словами? Почему он так? То, что Александр Сергеевич был человеком неуравновешенным, горячим, ироничным, а подчас просто язвительным, не секрет. Но так про свою Родину? Как всегда в таких случаях надо обращаться к источнику. А вернее – к причине и поводу к подобным суждениям.

Вот откуда ноги растут. Кто хотя бы примерно знает биографию А.С. Пушкина, все поймет. Письмо другу, тут со всей бесшабашностью можно признаваться в своем темпераменте и мальчишестве… Заметим, письмо – частное, для публики оно не предназначалось.

А.С. Пушкин - П. А. Вяземскому

27 мая 1826 г. Из Пскова в Петербург

Ты прав, любимец муз, — воспользуюсь правами блудного зятя и грядущего барина и письмом улажу все дело. Должен ли я тебе что-нибудь или нет? отвечай. Не взял ли с тебя чего-нибудь мой человек, которого отослал я от себя за дурной тон и дурное поведение? Пора бы нам отослать и Булгарина, и «Благонамеренного», и Полевого, друга нашего. Теперь не до того, а ей-богу когда-нибудь примусь за журнал. Жаль мне, что с Катениным ты никак не ладишь. А для журнала — он находка. Читал я в газетах, что Lancelot в Петербурге, черт ли в нем? читал я также, что 30 словесников давали ему обед. Кто эти бессмертные? Считаю по пальцам и не досчитаюсь. Когда приедешь в Петербург, овладей этим Lancelot (которого я ни стишка не помню) и не пускай его по кабакам отечественной словесности. Мы в сношениях с иностранцами не имеем ни гордости, ни стыда — при англичанах дурачим Василья Львовича; пред M-me de Staël заставляем Милорадовича отличаться в мазурке. Русский барин кричит: мальчик! забавляй Гекторку (датского кобеля). Мы хохочем и переводим эти барские слова любопытному путешественнику. Все это попадает в его журнал и печатается в Европе — это мерзко. Я, конечно, презираю отечество мое с головы до ног — но мне досадно, если иностранец разделяет со мною это чувство (выделено Е.Ш.). Ты, который не на привязи, как можешь ты оставаться в России? если царь даст мне слободу, то я месяца не останусь. Мы живем в печальном веке, но когда воображаю Лондон, чугунные дороги, паровые корабли, английские журналы или парижские театры и бордели — то мое глухое Михайловское наводит на меня тоску и бешенство. В 4-ой песне «Онегина» я изобразил свою жизнь; когда-нибудь прочтешь его и спросишь с милою улыбкой: где ж мой поэт? в нем дарование приметно — услышишь, милая, в ответ: он удрал в Париж и никогда в проклятую Русь не воротится — ай да умница.

27 мая.

Прощай.

Думаю, что ты уже в Петербурге, и это письмо туда отправится. Грустно мне, что не прощусь с Карамзиными — бог знает, свидимся ли когда-нибудь. Я теперь во Пскове, и молодой доктор спьяна сказал мне, что без операции я не дотяну до 30 лет. Незабавно умереть в Опоческом уезде.

(Пушкин А. С. Полное собрание сочинений: В 10 т. — Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1977—1979. Т. 10. Письма. — 1979.)

Ну а теперь взгляд на историю России уже не мальчика, но мужа…

А.С. Пушкин ­ – П. Я. Чаадаеву

19 октября 1836 г. Из Петербурга в Москву

Перевод с французского

Благодарю за брошюру, которую вы мне прислали. Я с удовольствием перечел ее, хотя очень удивился, что она переведена и напечатана. Я доволен переводом: в нем сохранена энергия и непринужденность подлинника. Что касается мыслей, то вы знаете, что я далеко не во всем согласен с вами. Нет сомнения, что схизма (разделение церквей) отъединила нас от остальной Европы и что мы не принимали участия ни в одном из великих событий, которые ее потрясали, но у нас было свое особое предназначение. Это Россия, это ее необъятные пространства поглотили монгольское нашествие. Татары не посмели перейти наши западные границы и оставить нас в тылу. Они отошли к своим пустыням, и христианская цивилизация была спасена. Для достижения этой цели мы должны были вести совершенно особое существование, которое, оставив нас христианами, сделало нас, однако, совершенно чуждыми христианскому миру, так что нашим мученичеством энергичное развитие католической Европы было избавлено от всяких помех. Вы говорите, что источник, откуда мы черпали христианство, был нечист, что Византия была достойна презрения и презираема и т. п. Ах, мой друг, разве сам Иисус Христос не родился евреем и разве Иерусалим не был притчею во языцех? Евангелие от этого разве менее изумительно? У греков мы взяли евангелие и предания, но не дух ребяческой мелочности и словопрений. Нравы Византии никогда не были нравами Киева. Наше духовенство, до Феофана, было достойно уважения, оно никогда не пятнало себя низостями папизма и, конечно, никогда не вызвало бы реформации в тот момент, когда человечество больше всего нуждалось в единстве. Согласен, что нынешнее наше духовенство отстало. Хотите знать причину? Оно носит бороду, вот и всё. Оно не принадлежит к хорошему обществу. Что же касается нашей исторической ничтожности, то я решительно не могу с вами согласиться. Войны Олега и Святослава и даже удельные усобицы — разве это не та жизнь, полная кипучего брожения и пылкой и бесцельной деятельности, которой отличается юность всех народов? Татарское нашествие — печальное и великое зрелище. Пробуждение России, развитие ее могущества, ее движение к единству (к русскому единству, разумеется), оба Ивана, величественная драма, начавшаяся в Угличе и закончившаяся в Ипатьевском монастыре,— как, неужели всё это не история, а лишь бледный и полузабытый сон? А Петр Великий, который один есть целая всемирная история! А Екатерина II, которая поставила Россию на пороге Европы? А Александр, который привел вас в Париж? и (положа руку на сердце) разве не находите вы чего-то значительного в теперешнем положении России, чего-то такого, что поразит будущего историка? Думаете ли вы, что он поставит нас вне Европы? Хотя лично я сердечно привязан к государю, я далеко не восторгаюсь всем, что вижу вокруг себя; как литератора — меня раздражают, как человека с предрассудками — я оскорблен, — но клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество, или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, какой нам бог ее дал (выделено Е.Ш.).

Вышло предлинное письмо. Поспорив с вами, я должен вам сказать, что многое в вашем послании глубоко верно. Действительно, нужно сознаться, что наша общественная жизнь — грустная вещь. Что это отсутствие общественного мнения, что равнодушие ко всему, что является долгом, справедливостью и истиной, это циничное презрение к человеческой мысли и достоинству — поистине могут привести в отчаяние. Вы хорошо сделали, что сказали это громко. Но боюсь, как бы ваши исторические воззрения вам не повредили... Наконец, мне досадно, что я не был подле вас, когда вы передали вашу рукопись журналистам. Я нигде не бываю и не могу вам сказать, производит ли статья впечатление. Надеюсь, что ее не будут раздувать. Читали ли вы 3-й № «Современника»? Статья «Вальтер» и «Джон Теннер» — мои, Козловский стал бы моим провидением, если бы захотел раз навсегда сделаться литератором. Прощайте, мой друг. Если увидите Орлова и Раевского, передайте им поклон. Что говорят они о вашем письме, они, столь посредственные христиане? 

Прим. Письмо касается знаменитого 1-го «Философического письма» Чаадаева, напечатанного в «Телескопе», 1836 г., т. XXXV, № 15 (с французского языка на русский было переведено Н. X. Кетчером). В связи с репрессиями, постигшими Чаадаева, отослано не было.

***

В продолжение темы цитат.

Частенько искаженно приводят вырванную из контекста цитату Ленина об интеллигенции. О том, что интеллигенция – г...  Нет, тут не все так прямолинейно. Нужно знать детали, откуда выплыла эта фраза Ленина.

В.И. Ленин – А.М. Горькому 

Дорогой Алексей Максимыч!

Тонкова я принял, и еще до его приема и до Вашего письма мы решили в Цека назначить Каменева и Бухарина для проверки ареста буржуазных интеллигентов околокадетского типа и для освобождения кого можно. Ибо для нас ясно, что и тут ошибки были. Ясно и то, что в общем мера ареста кадетской (и околокадетской) публики была необходима и правильна. Когда я читаю Ваше откровенное мнение по этому поводу, я вспоминаю особенно мне запавшую в голову при наших разговорах (в Лондоне, на Капри и после) Вашу фразу:

«Мы, художники, невменяемые люди».

Вот именно! Невероятно сердитые слова говорите Вы по какому поводу? По поводу того, что несколько десятков (или хотя бы даже сотен) кадетских и околокадетских господчиков посидят несколько дней в тюрьме для предупреждения заговоров вроде сдачи Красной Горки, заговоров, грозящих гибелью десяткам тысяч рабочих и крестьян.

Какое бедствие, подумаешь! Какая несправедливость! Несколько дней или хотя бы даже недель тюрьмы интеллигентам для предупреждения избиения десятков тысяч рабочих и крестьян!

«Художники невменяемые люди».

«Интеллектуальные силы» народа смешивать с «силами» буржуазных интеллигентов неправильно. За образец их возьму Короленко: я недавно прочел его, писанную в августе 1917 г., брошюру «Война, отечество и человечество». Короленко ведь лучший из «околокадетских», почти меньшевик. А какая гнусная, подлая, мерзкая защита империалистской войны, прикрытая слащавыми фразами! Жалкий мещанин, плененный буржуазными предрассудками! Для таких господ 10 000 000 убитых на империалистской войне — дело, заслуживающее поддержки (д е л а м и, при слащавых фразах «против» войны), а гибель сотен тысяч в справедливой гражданской войне против помещиков и капиталистов вызывает ахи, охи, вздохи, истерики.

Нет. Таким «талантам» не грех посидеть недельки в тюрьме, если это надо сделать для предупреждения заговоров (вроде Красной Горки) и гибели десятков тысяч. А мы эти заговоры кадетов и «околокадетов» открыли. И мы знаем, что околокадетские профессора дают сплошь да рядом заговорщикам помощь. Это факт.

Интеллектуальные силы рабочих и крестьян растут и крепнут в борьбе за свержение буржуазии и ее пособников, интеллигентиков, лакеев капитала, мнящих себя мозгом нации. На деле это не мозг, а г... «Интеллектуальным силам», желающим нести науку народу (а не прислужничать капиталу), мы платим жалованье выше среднего. Это факт. Мы их бережем (выделено Е.Ш.) Это факт.  Десятки тысяч офицеров у нас служат Красной Армии и побеждают вопреки сотням изменников. Это факт.

Что касается Ваших настроений, то «понимать» я их понимаю (раз Вы заговорили о том, пойму ли я Вас). Не раз и на Капри и после я Вам говорил: Вы даете себя окружить именно худшим элементам буржуазной интеллигенции и поддаетесь на ее хныканье. Вопль сотен интеллигентов по поводу «ужасного» ареста на несколько недель Вы слышите и слушаете, а голоса массы, миллионов, рабочих и крестьян, коим угрожает Деникин, Колчак, Лианозов, Родзянко, красногорские (и другие кадетские) заговорщики, этого голоса Вы не слышите и не слушаете. Вполне понимаю, вполне, вполне понимаю, что так можно дописаться не только до того, что-де «красные такие же враги народа, как и белые» (борцы за свержение капиталистов и помещиков такие же враги народа, как и помещики с капиталистами), но и до веры в боженьку или в царя-батюшку. Вполне понимаю. Ей-ей, погибнете, ежели из этой обстановки буржуазных интеллигентов не вырветесь! От души желаю поскорее вырваться.

Лучшие приветы!

Ваш Ленин

Ибо Вы ведь не пишете! Тратить себя на хныканье сгнивших интеллигентов и не писать — для художника разве не гибель, разве не срам?

Написано 15 сентября 1919 г.

Послано в Петроград.

Я не являюсь поклонником Ильича, однако послание Ленина писателю Горькому вполне символично подойдет и для нынешних интеллигентиков, лакеев капитала, прислужников нынешним буржуа. Порой вони от них, как от г…

***

В 2011 году во время проведения Шукшинских дней на Алтае был в Бийской детской колонии. В колонии есть памятник Василию Макаровичу Шукшину, музейный уголок в классе, созданный учительницей литературы, поэтому туда мы и поехали с группой местных писателей.

На встрече с воспитанниками познакомился с замполитом колонии (заместитель начальника по воспитательной части). Он рассказал, что раньше в колонии было до 600 человек. Теперь только 150… «Что, – спросил я, – воровать подростки меньше стали, хулиганить?» – «Нет, – отвечал замполит. – Просто детей нет. В стране их нет. В 90-е не родились. Вот и наша детская колония заполнена только на четверть…»

***

 «О мёртвых либо хорошо, либо ничего, кроме правды», — изречение древнегреческого политика и поэта Хилона из Спарты (VI в. до н. э.), приведенное историком Диогеном Лаэртским (III в. н. э.) в его сочинении «Жизнь, учение и мнения прославленных философов». Другой вариант: «О покойных либо хорошо, либо ничего, кроме фактов». Это, пожалуй, точнее. Факт и правда – не одно и то же. Правда у каждого своя. А вот факт, событие, действие переиначить нельзя. Другое дело, что есть особый подбор фактов… А еще эту фразу переводили так: «О мертвых либо хорошо, либо ничего, кроме были». То есть того, что было, реально произошло.

…Вспомнилось, как один из самых крикливых либералов, курчавый плейбой Б. Немцов (Хлестаков «нового времени»), будучи губернатором Нижегородской области, расшаркивался перед английской старухой М. Тэтчер на Нижегородской ярмарке. Это демонстрировал один из местных телеканалов. А другой местный телеканал почти в то же самое время показывал автозаводскую свалку в Нижнем Новгороде, где жили – постоянно жили! – до полусотни беспризорников.

***

…Режиссерам, которые трясут златыми слониками и лёвиками каких-то фестивалей на Западе… – бессмертные стихи Федора Тютчева:

Как перед ней ни гнитесь, господа,
Вам не снискать признанья от Европы:
В ее глазах вы будете всегда
Не слуги просвещенья, а холопы. 
 

Кстати, в первом варианте у Тютчева первая строчка строфы звучит более жестко:

Как, господа, ни подличайте вы…

Вам не снискать признанья от Европы…
 

А подличать по отношению к русскому народу демократическая российская "элита" научилась великолепно. А посему все эти чернушные киноподелки режиссеров, типа звягинцевых («Левиафан», «Нелюбовь»), учителей («Край», «Матильда»), серебренниковых («Юрьев день», «Изображая жертву»), смирновых («Жила-была одна баба», «Француз»), балаговых («Дылда»), достойны у нас только мусорного бака.

Жаль, что вся эта нерусь никак не внемлет: не трогайте русских! Снимайте фильмы о себе, своих нациях… Не подличайте! За наш счет.

***

«Чубайсовец» рулит

В интернете прочитал: С.Ю. Куняев

празднует очередной  юбилей,

на этот раз – 30 лет у руля журнала

«Наш современник»

Я пришел работать в журнал «Наш современник» осенью 2004 года. Меня пригласил на работу зам. главного редактора Г.М. Гусев. С журналом я уже сотрудничал, был лауреатом издания. Я попросил отсрочку: надо, мол, всё обдумать, отвечу через месяц.

Мне не хотелось туда идти. И хотя работа была моя – российская проза, – меня сдерживало лицемерие и псевдопатриотизм, который иной раз сквозил в словах и поведение главного редактора, его замов и окружения. Сталина возносят до небес, тут же восторгаются статьями антисталиниста И.Р. Шафаревича, тут же неофиты коммунисты крестятся (коммунистам неофитам я никогда не доверял), а уж восхваления главного редактора, подхалимаж и бесконечные тосты в его честь – выше крыши…

А также я порылся в интернете, узнал, кому принадлежит журнал, кто учредители. Оказалось, учредители: Куняев С.Ю. и пара его замов, они приватизировали журнал аж в начале 1994 года! Это было горячее время чубайсовских приватизаций. Ну, понятно: Куняев-то спасал издание от жидомасонов… А всё, что было на титуле, – якобы, учредители: «Союз писателей России», «ООО «ИПО писателей», «Международный фонд славянской письменности и культуры» – это для показухи или для отвода глаз, точно так же, как общественный совет (нужные, свои люди, некоторые с громкими именами), который никаких прав по существу не имел. Слова на обложке «Журнал писателей России» (ну понятно, что не Гондураса) – тоже были для лишней броскости. Хозяин журнала Куняев, частник-«чубайсовец», хотя это хитро маскируется.  

И все же личные обстоятельства вынудили меня искать постоянную работу. Словом, я пришел в редакции не через месяц, а позже. Место, которое держали для меня месяц, оказалось уже переданным одному из сотрудников, и сперва я работал внештатно, по договору. В первые дни работы в журнале меня встретил Сергей Васильевич Викулов. Он ко мне тепло относился,  следил за моей прозой, ценил мою книгу «Бесова душа», для меня слова фронтовика об этом романе были очень важны. Так вот встретились мы с ним, он и говорит мне: «Я очень рад, что вы будете работать в «прозе». С  отделом прозы у нас всегда была беда. Или пьяница там, или человек, который в прозе ничего не смыслит…» Приободрил в общем.

Через пару лет работы при мизерной зарплате, потоке графомании, частой публикации «неизбежных» авторов, подчас очень слабых, на что у меня не было возможности повлиять, я собрался было уходить из журнала, помня истину: «Ничего не разлагает писателя больше, чем стабильная маленькая зарплата». 

Но в это время из журнала неожиданно ушел зав. отделом прозы, я перешел на его место, – и зарплата стала побольше и возможностей. Несколько лет я работал нормально. Это был плодотворный рабочий период. Удавалось напечатать многих авторов из провинции, кому-то помочь хотя бы советом, порекомендовать рукопись другим изданиям, выпустить пару сборников прозы достойных русских авторов. Главный редактор Куняев со мной по вопросам прозы советовался, правда, его заместитель, склизкий подлючий либерал, часто мутил воду, уж очень ему не терпелось выжить меня. Кстати, влияние на Куняева он имел огромное, и если С.В. Викулов держал этого двуликого критика «в черном теле», то Куняев, обожающий лесть, сделал его «серым кардиналом» и порой говорил устами своего зама.  Или умело прикрывался мнением зама. Куняев всегда умел играть и подыгрывать, прикидываться то другом, то врагом.

Хорошо помню эпизод,  это было в 2006 году, готовились к юбилею журнала «Наш современник», в одном из застолий, Куняев, умелец сочинять просительные письма и находить спонсоров, взвизгнул от какого-то озарения, аж припрыгнул на кресле и сказал (воспроизвожу дословно): «Чубайс игрок, я тоже игрок! Буду писать Чубайсу, пусть даст денег!» Не знаю, написал он Чубайсу, выпросил денег или нет. И хотя нельзя было отнестись к этому эпизоду без иронии (к Куняеву я вообще не могу относиться без иронии, он весь «на понтах», этакий литературный фраер), но алчности «чубайсовцу» Куняеву было не занимать.

Он умело приватизировал журнал, но главное – извлек все выгоды своей должности, выгоды своего кресла. Зарплата – это малая часть доходов. Главное – премии, поездки по стране и за границу, льготные отдыхи, роскошные рыбалки, бесконечное издание и переиздание своих книг, в основном за счет журнала (своя рука – владыка), рассылка этих изданий по всей стране, возможность «пощипать» спонсоров, использование в целом административного ресурса в писательском мире, вхожесть во властные кабинеты, благодаря должности. Всё это Куняев использовал на двести процентов, а с учетом создания семейного бизнеса – на все триста!

Не знаю, кто Куняев по национальности. Когда раньше бывал в Калуге, некоторые местные литераторы мне полушепотом говорили: он еврей. Байгушев А.И., сокурсник Куняева, «крестит» его в своих статьях «татарским евреем»… Словом, с его «русскостью» не всё понятно. Но цельной русской натурой он, конечно, никогда не был. Про таких еще говорят «без царя в голове». Неудержимый выскочка с безумным тщеславием и ненасытной алчностью. Это подмечено многими.

В. Бушин:

«…Вдруг Куняев, глядя на меня волком, ласково говорит: «Значит, как Распутин, как я, ты огреб премию. Так?» – «Нет, – отвечаю, – не совсем так. Вы‑то своим премиям в рублях и долларах счет потеряли, а у меня – первая в жизни, если, конечно, не считать газетно‑журнальных, почти или совсем символических. К тому же в моем случае никак не подходит слово «огреб», и по той причине, как уже сказал, что это первая высокая премия за 55 лет литературной работы, и по той, что дали мне ее после девяти лет борения страстей: Бондарев и Викулов, как мне известно от них самих, выдвигали меня еще в 1992 году, а последние три года, правда, уже другие выдвигали каждый раз. Куняев же огреб за свои воспоминания хорошую кучку долларов с ходу, с лету, с пылу, с жару: книга еще печатается, должна быть третья часть, а премия уже вот она, шелестит в кармане «зелененькими»…

(http://www.e-reading.club/chapter.php/9586/13/Bushin_- po_svoim.html)

В свои 75 лет – все же преклонный возраст – Куняев пошел на работу в литфонд, погрузился в склоки, в журнале стал появляться редко, да и в редакции журнала был занят литфондовскими дрязгами. Писал всё какие-то письма, жалобы, статьи, ходил по каким-то судам. Скандалы всегда были в арсенале Куняева. Как профессиональный скандалист он мог раздуть скандал на пустом месте: затушевывая проблему, нажимал в скандалах на частности, чтобы выставить себя этаким победителем. Но фактически в литфонде он ничего не решал, служил больше «карманным председателем», зато, видать, здорово поднажился на синекуре, стал как-то по-особенному горд, взвинчен, сварлив и неуступчив.

Чтобы проиллюстрировать ситуацию, приведу мнение В. Бондаренко 2011-02-11 о письме в защиту куняевского литфонда:

«Сегодня и я, и Проханов вдрызг разругались с Куняевым. Похоже, навсегда. «Завтра» не стала печатать письмо писателей в поддержку куняевского литфонда. Хотя мы всегда говорили, что мы готовы к любой полемике, любой идеологической и литературной борьбе, но воевать за переделкинские дачи мы не будем ни с той, ни с другой стороной. Мы не печатаем материалов в поддержку Феликса Кузнецова и Юрия Полякова, но мы не печатаем и писем в защиту Переверзина и Куняева. Зря Куняев в этот имущественный, чисто коммерческий спор втянул уважаемых писателей, того же Василия Белова или Виктора Лихоносова, ничего не понимающих в ситуации. Интересно, к чему приводит руководство сразу двумя организациями. Ты поспорил с Куняевым по литфонду, и вылетаешь из авторов «Нашего современника». Он все списывает на жидомасонов. Так вот новые «жидомасоны» Дмитрий Жуков, Владимир Личутин, Владимир Еременко, и тот же Юрий Поляков теперь отлучены от журнала. Заодно и мы с Прохановым. Обидно, из-за подобной грязной свары современная русская литература раскололась не по идейным или эстетическим, а по сугубо бытовым кланам. Есть круг авторов «Нашего современника», есть круг авторов «Москвы», есть круг авторов «Литературки», есть круг авторов «Завтра» и «Дня литературы», есть круг Гражданского форума, есть круг сайта «Российский писатель». Стыд и позор. За один этот раскол русской национальной литературы Куняеву надо присвоить звание почетного гражданина Тель-Авива…»

(https://v-g-bond.livejournal.com/29204.html)

А вот отклик на одном из форумов «О письме Бондаренко Куняеву»:15 февраля 2011, 18:57:08 UTC:

«…Куняев возмущается, что некто Зайцев возвел баньку на арендуемом литфондовском участке. Ну не забавно ли?! Прихватизатор славы Высоцкого и Окуджавы, прихватизатор фамилий Распутина и Белова, прихватизатор журнала «Наш современник», прихватизатор литфондовской собственности в Красновидово возмущается прихватизацией Полякова, Зайцева... Вот это – патриотизм! Вот это достойный повод для написания Обращения от имени писателей России и СНГ!»

Таких текстов в ту пору было пруд пруди.

Всем известно, что уважаемый у русских писателей журнал «Наш современник», который был в конце 80-х на подъеме, передал Куняеву прежний редактор С.В. Викулов, когда ему исполнилось 70 лет.  Передал на тот период самому работоспособному, острому критику, поэту, одному из ярких публицистов журнала. Но время-то идет. Обмануть время никому еще не удавалось. И вряд ли мог подумать Сергей Васильевич, что журнал станет инструментом писательских расколов, литфондовских разборок, безумных главредовских старческих амбиций.

…Отмечается юбилей Куняева, журнал забивается поздравительной мишурой, но это не всё, в следующем номере – «Эхо юбилея» (тут уже иронии не хватает, ибо это уже маразм).  При этом Куняев стыдит писателей, что они почему-то не подписываются на журнал… На страницах все больше кликушеской белиберды «своих» поэтов, почти ставший неизменным набор прозаиков (людей в общем-то небездарных, но очень пожилых, исписавшихся), которых не печатать Куняев не может, он им обязан (кто-то помог ему с премией, кто-то со спонсорами и т.п.), а публицистика давно посерела, поэтому нет ссылок на журнал в научных кругах и у серьезных историков и публицистов. Зато все больше и больше публикаций читательских писем, которые понравились «главному».

Но журнал – это не газета. Письма читателей – просто письма. Чаще всего очень пожилых людей. И начинаются они все с похвальбы Куняева.

Пару слов об этих письмах. Попадаются очень искренние, наивные, душевные, не заказные. Но есть и не случайные.

Куняев во все концы страны рассылает свои книги, навязывает их. А главное – с дарственными надписями. Сидит где-нибудь в провинции хороший, честный человек, подписчик журнала, и бах ему – аж двухтомник с подписью от главного редактора из Москвы. Да он тут же пишет адресату, что тот и самый главный патриот, и великий поэт; правда, иногда еще приложит свою рукопись, мол, напечатайте в самом лучшем и любимом журнале России.

Это некая куняевская уловка по созданию имиджа, чтобы пустить пыль в глаза.

Помню, много лет назад, еще жил в Нижнем Новгороде и лично с Куняевым не общался, виделся один раз на каком-то калужском семинаре. Вдруг ни с того ни с сего получаю куняевский двухтомник на домашний адрес с дарственной надписью.

Правда, название сразу смутило: экие амбиции – «Поэзия. Судьба. Россия». Ну, думаю, как тут не прочесть, как тут не отозваться. Почитал немного. Э-э нет, такой фокус со мной не проходит, расхохотался: в каждой строчке самолюбование и приторная напыщенность. Одно яканье. Полистал да бросил, фотографии посмотрел.

К месту сказать о «Поэзии». Никакой великой поэзии у Куняева нет, таких поэтов по России множество. Помнят все его стишок «Добро должно быть с кулаками». Вернее, тот корявый стишок никто и не помнит, а помнят именно эту строчку. Она опять же не его и попадается у Евтушенко. Стих «Злость», 1955 г. Эпиграф: «Добро должно быть с кулаками» М. Светлов (из разговора).

Я не собираюсь умалять Куняева-поэта. За долгие годы сочинительства у него наверняка наберется добротных поэтических трудов на томик стихотворений и переводов.

«Судьба». Что за особенная судьба? Из приличной семьи (как говаривала интеллигенция): папа – преподаватель истории, мама – врач. Прилежный ученик, кружковец, отличный спортсмен, школу окончил с золотой медалью. Поступил на филфак МГУ. Мудрые евреи научили писать стихи. А дальше – Куняев поехал по распределению в Сибирь, работал в газете (многие литераторы той поры мечтали «познать жизнь», сами рвались на комсомольские стройки, в геологические партии…). Уже в 1960 году – вступил в КПСС. Чувствуется хватка молодого карьериста! Потом – московская поэтическая стезя. А там – сплошной ЦДЛ, хмельная болтовня, пересуды, метания… Либералы Куняева в свои ряды не взяли, пришлось завоевывать авторитет у патриотов. Ну и тщеславие разрасталось попутно. Партийная секретарская работа и наконец-то – журнал. Стоит ли уж так давить на «судьбу»? «Карьера» – тоже подходящее слово.

Н. Кондакова (поэтесса, у которой есть строчки о метаниях какого-то поэта-шестидесятника: «Ты был и евреем и антисемитом, кидался туда, где поболее куш…» Эти строчки очень взбодрили Куняева):

«…Куняев в своей неукротимой гордыне дошел до того, что присвоил себе право переписывать историю, в том числе и историю своей жизни, своих дружб и отношений с людьми, то есть, историю целой эпохи. Он позволил себе бесчестить мёртвых и оплёвывать живых, клеветать на тех, кто уже не может ему ответить по причине убытия в мир иной (как Слуцкий) или физической немощи (как Межиров). Те, кто знаком с книгой Куняева «Стас уполномочен заявить…» знают, о чём я говорю. Более неприятного сочинения я давно не читала. Одно только претенциозно-пошлое название говорит о многом, и, прежде всего, – о нескромности автора, о дурновкусии и потере ориентиров – по крайней мере, в отношении занимаемого им самим места в литературе… Многие помнят, как вы входили в литературу под крылом Слуцкого и Самойлова, и как потом, много лет спустя, однажды утром пришли к ближайшему другу и учителю Межирову требовать, чтобы тот вернул подаренные ему на протяжении жизни Ваши книги со льстивыми и красочными автографами – уничтожали улики? открывали пути к будущему предательству?» (https://litrossia.ru/item/3341-oldarchive/)

Мне часто доводилось слышать от Куняева фразу «За мой вклад в литературу», то есть он, мол, внес какой-то огромный вклад в литературу. Но в действительности вклад очень мал. «Журналюга» называет его друг Бондаренко. И верно называет. В журналистику Куняев внес большое число преимущественно собачистых статей, выпадов и необоснованных претензий к тем, у кого учился, кого восхвалял, кого в застольях славословил. Да еще в последние годы, словно «моська» из басни Крылова, стал наскакивать на поэтов Серебряного века. Весь этот куняевский наскок позволителен ему, потому что вцепился в кресло главного редактора. Только он за порог, и лай его все забудут. Но самое печальное: сейчас он выдает свою писанину за русскую публицистику, а на самом деле он позорит русскую публицистику. Его статьи хвалят такие же «моськи», маргиналы-злопыхатели, люди, смакующие скандальные статейки «журналюг», но чуждые русской художественной литературе.

Имя журнала «Наш современник» и имя главного редактора не одно и то же. Чего хвастаться, что при Куняеве печатались Белов да Распутин? Они и без него в журнале прекрасно бы печатались. Почему государство не спешит помочь куняевскому журналу? А зачем оно будет сыпать деньги в карман частника с семейным бизнесом?

Почти двадцать лет назад Вячеслав Дёгтев написал резкую статью «Уйдите!» Он обращался не к либералам,  а к «нашим» патриотам. К тем, кто предал свою партию, кто оставил русскую литературу на пепелище, загубив издательства и журналы, кто потворствовал своим скудоумием в развале творческого союза, кто под прикрытием патриотической демагогии осуществлял свои шкурнические «чубайсовские прихватизации».

Именно чубайсы дали прекрасный шанс реализоваться некоторым нашим патриотам, которые лицемерно нахваливают коммунистическое прошлое. Да кто бы при социализме и полном контроле партии позволил «журналюге», которому за 80, сидеть аж в четырех самых значимых литературных креслах! Главный редактор ведущего «толстого» журнала, председатель литфонда, сопредседатель Союза писателей РФ, а еще профессор Литинститута… Давным бы давно отправили на пенсию, и ловил бы Куняев пескарей возле дачи, – нет, не той роскошной переделкинской дачи, которую отхватил сейчас, а поскромнее, и не писал бесконечные пасквили (их бы попросту никто не напечатал).

Только время Чубайса дало таким персонажам реализоваться во всей красе: деньги, дачи, премии, спонсорские вливания и полная безответственность перед писательским сообществом.

Мне не за что уважать Куняева, я ничем ему не обязан, я не нанимался обслуживать журнальный бизнес его семьи, нахваливать графоманскую чушь куняевских покровителей, мне вообще наплевать на литературных прохвостов, – а вот за Отчизну мне обидно. Водят за нос «чубайсовцы» провинциальных писателей, а те, доверчивые, еще осанны им поют.

«Представь себе, Куняев, если бы у тебя не было своего журнала? Стихи ты писать бросил, гремучие статьи прятались бы в стол, ни один бы журнал, увы, не напечатал бы их, не было бы у тебя казённой машины под зад и звали бы тебя просто: «Дед Пихто на завалинке».

Это В. Личутин написал в «ЛГ» еще в 2011 году.

(http://lgz.ru/article/N13--6316---2011-04-06)

2019 г.

***

Был в Ставропольском крае в городе Изобильном. Недалеко от города есть музей самоваров. Хозяин музея человек увлеченный, собирает их не одно десятилетие.

Там, в музее, сразу вспомнился Борис Садовской, настоящий «певец самовара». Вот его замечательное стихотворение «Страшно жить без самовара»

Страшно жить без самовара:

Жизнь пустая беспредельна,

Мир колышется бесцельно,

На земле тоска и мара.

Оставляю без сознанья

Бред любви и книжный ворох,

Слыша скатерти шуршанье,

Самовара воркованье,

Чаю всыпанного шорох.

Если б кончить с жизнью тяжкой

У родного самовара,

За фарфоровою чашкой,

Тихой смертью от угара!

1913 г.

***

…В метро меня остановил мужчина, дежурный, для проверки проездного; у меня проездной пенсионерский. Я спросил его: что, хорошо выгляжу, по годам не подхожу? Он как-то неопределенно пожал плечами. Потом сказал: «Мужчин с проездными пенсионеров очень мало, всё в основном женщины. А если кто и встретится, то бывшие военные, они на пенсию раньше выходят… Умерли все мужики вашего возраста», – добавил он.

Ну, конечно, он был не прав, ну конечно не все! Но ведь он был во многом безжалостно прав!

Я родился в Кирове (Вятка) на улице Лермонтова. Это был «деревянный» район города. Улицы с литературными именами. Улица Некрасова, Островского, переулок Пушкина… От этих деревянных улиц почти ничего не осталось. Но некоторые домушки еще стоят, хотя хозяевам этих ветхих домушек было обещано не раз еще при Брежневе: «в следующем году уж точно снесём…»

И на нашей улице, и на соседних «деревянных» улочках жили несколько пар братьев. В соседнем доме жили братья Носовы, оба – и Валера, и Лёнька – погибли: один в автоаварии, другой – пропал без вести после получки на заводе, – так и не нашли, говорят, скорей всего, его ограбили и… С ними в доме, в другой половине, жили братья Чудиновских, их тоже – Геннадия и Анатолия – уже нет на земле. И тот, и другой умерли от сердечного приступа…  Давно умерли еще два брата – Кирюхины, им помог зеленый змий. Умерли братья Докунихины, один – тоже от вина, а другой – просто умер от болезни...

И это только – пары, братья-мужики! Одиночек я даже не перечисляю, их огромное количество. И это только – с нашей улицы и ближних переулков, – это те братья, что жили совсем близко, дома которых можно было окинуть взглядом с нашего крыльца.

Основной вал смертей пришелся на начало девяностых: спирт «роял», «левая» водка, безработица, беспросветье, а главное – даже не водка и нищета – а государственное предательство народа горбачевыми и ельциными. Но в одиночку они ничего бы не смогли сделать, без банды... Жуткое время бардака, отчаяния и беспомощности.

Какая ж мразь правила моим народом в ту пору! 

***

Американских писателей я читал много: У. Фолкнер, Т. Вулф, Т. Уайлдер, И. Стоун, Д. Стейнбек, У. Стайрон, С. Льюис, С. Беллоу  и других, не говоря уже о Т. Драйзере, Ф. Фицжеральде, Э. Хемингуэе, Д. Лондоне, а вот нашумевшую книгу «Над пропастью во ржи» Д. Сэлинджера никак не мог осилить. Начинал читать, две-три страницы – и ни в какую. Э-э, нет, думаю. Надо же понять, почему её у нас так усиленно выпускают. Взял однажды в отпуск и прочитал на пляже, где делать нечего, от корки до корки. Плевался, откладывал, потом все равно брал в руки и осилил. Ничего, кроме разочарования, не получил… Однако я ужаснулся их «проблемам»! Хиппи, борьба американской молодежи против войны во Вьетнаме, против жирных буржуа, – это всё понятно, поэтому эту книгу советские идеологи и к нам пустили. Но там есть другая «проблема», это уже в те годы! Весь смысл сводится к тому, что юного паренька хотят подловить педерасты-педагоги… Нью-Йорк показан как город извращенцев и негодяев, а молодое поколение почти сплошь  приспособленцы и болваны. Бунт молодого человека, главного героя заканчивается тем, что его отправляют в санаторий подлечить психику. Впрочем, скорее всего, он станет таким же, как его папаша, преуспевающий юрист, ведь когда сестричка говорит ему: побежим отсюда вместе, – он тут же становится прагматичным и опрометчивых поступков не совершает. Написан этот короткий роман очень неровно, композиционно не выверен (там есть героиня, о которой главный герой много говорит и даже влюблен в нее, но она ни разу не появилась).

И все же этот романчик привлекает наших молодых читателей, хотя он никоим образом не отражает нашу русскую жизнь и не расшевелит русскую душу… Зато он настропаляет детей на бунт! Конечно, бунт детей против отцов, поиск новых смыслов свободы и т.п. есть в любом обществе; молодые выскочки, которые выпячивают своё хиленькое «я», демонстрируют свою расхристанность и наплевательское отношение к нравственным устоям общества – это не ново, и всегда перспективно…

Раскрученные авторы, именно раскрученные, особенно на молодежной теме, были всегда. Помнится, в 70-е, 80-е годы лихо наработал себе славу писатель из Сибири Анатолий Самуилович Тоболяк (настоящая фамилия Прицкер). Многомиллионная по тиражу «Юность» напечатала его повестушку «История одной любви». В библиотеках были очереди: записывались на номера журнала «Юность», чтобы прочесть «шедевр». Повестушка-то была так себе, но для молодых людей привлекательная, в чем-то «протестная». Даже кино сняли по этой повести – правда, очень плохое, муть, которая тут же и забылась. А кто теперь помнит А. Тоболяка с его книжками? (Умер он в Израиле в 2001 г.)

Писатель Пелевин тоже, по-моему, "вырос из штанишек" Сэлинджера.

***

В 2000-ом году в журнале "Нижний Новгород" я опубликовал неизданные стихи моего доброго приятеля Александра Сизова, поэта, прозаика, журналиста. Он, выпускник Литинститута, в свое время дружен был с Николаем Рубцовым. Рубцов приезжал к нему на Ветлугу погостить. Ушел Александр Сизов в девяностые, от болезни...

Александр Сизов (1949 – 1997)

Россия

Россия…

Семечки каленые…

Наперсточники на углу.

Вокзала люди закаленные

Спят на газетах на полу.

И пирожки с гнилой капустой.

А вырвешься за семафор –

Бараки, деревеньки, пустыни

Да серый с вышками забор.

Куренье в тамбуре…

И оторопь

От нутряного холодка,

Когда коснется липко-потная

Тебя с наколкою рука.

И финка – в бок,

И люди с обликом

Мелкотолченого стекла.

Страна красивая, как облако,

За горизонт ушла…

Ушла?

Россия!

Светлая невестушка!

В венце из лютиков и верб.

Подай, подай, родная, весточку,

Что ты была и есть теперь.

Что не ушла под квелым дождичком

За край далекого леска,

Что эти все наколки-ножички,

Что это – не твоя рука.

Ты не блатная.

Не бульварная.

Не кладбище.

Не балаган.

Великая и легендарная,

Несметная – как океан.

Единственно необходимая,

Комком застрявшая в груди,

До слез и судорог любимая,

Законная – не уходи!

***

Стихи Михаила Тимонина (1910–1977), нижегородского крестьянского поэта, фронтовика, человека без образования, работавшего дворником, сторожем, печником, плотником, каменщиком.

Весенний сон

Зима дрожащими осинами

Качает полную луну,

Примерзли перьями гусиными

Узоры к светлому окну.

Ещё в избе голландка топится,

Но за рекой, где даль ясна,

Уже идёт, уже торопится

Зелёным поездом весна.

Мне снится белая акация

И золотая зыбь полей,

Шумит большая демонстрация

Летящих с юга журавлей.

Весны завеса раскрывается,

Упали тени на траву,

И, словно детство, отзывается

В лесу далёкое «ау».

***

Ветер бродит, как медведь, по сучьям,

Листья рвёт зелёные с берёз,

За горой весенней чёрной тучей

Гром гремит раскатами колес.

Я стою под вязом у калитки,

За разрядом молнии следя,

По стеклу прямой прозрачной ниткой

Протянулась капелька дождя.

Раздвигая в стороны ромашки,

Подмывая кучу кирпичей,

Пробежал в серебряной рубашке

Шаловливым мальчиком ручей.

Еще до войны В.И. Лебедев-Кумач во время приезда в город Горький, случайно познакомившись со стихами Тимонина, удивленно воскликнул, обращаясь к местной пишущей братии:

«Да где вы, товарищи, раскопали такое поистине поразительное поэтическое дарование? Почти все нынешние деревенские поэты пишут «под Есенина». А этот – нет. У него свой голос, поразительный порою по своей душевной красоте!»

***

Лес к весне прислушался,

позабыв усталость,

заползает зелень

дымкой на холмы.

Под корягой скорченной

в логове осталось

ледяное блюдце

бабушки-зимы.

На кусте черёмухи

пьёт росу синичка,

иглами густыми

ловит звуки ель.

К фитильку подснежника

голубую спичку

в сумраке подносит

молодой апрель.

Как безмерно талантлив русский народ!

После светлых, душевных, трепетных строф русских Поэтов,  все высоколобые выкрутасы русскоязычных стихотворцев, с их фолиантами, премиями, шумихой, кажутся просто фиглярством.

***

Нечаянно посмотрел фильм «50 оттенков серого». Книгу эту я читать явно бы не смог. Тратить время. А тут приболел и посмотрел в интернете. Боже! Боже праведный! Какая чушь! Это кино может быть извращённо интересным только подросткам, у которых идёт половое созревание… Как жаль этих подростков, молодых людей и девушек, которые ещё в жизни ничего не видели, а им подсовывают эту чухню и, говорят: глядите шедевр! Среди людей взрослых, русских, читающих, положительно оценивать этот фильм физически  никто не сможет…

Кто-то написал в комментариях. «Дебилы мира! «50 оттенков серого» – это для вас!»

***

В предисловии к размещаемой здесь, на сайте, книге «По волнам впечатлений» я написал, что не доверяю дневникам и воспоминаниям разных деятелей культуры. Недавно опять нашел своему убеждении пример. В моих руках нечаянно оказался «Дневник С. Есина», 2008 г.

Я уже давно не интересуюсь его так называемыми дневниками, в которых он активно описывает, как он покушал, как он покакал, с кем посплетничал, да и в последние годы в журнале «Наш современник» его творения, если и печатались фрагментарно, то шли по отделу публицистики, а не прозы. Тем не менее к «Дневникам Есина» я всё же приложился. Первый раз еще в 2000 году. Об этом у меня есть интервью для «ЛитРоссии» (здесь же, на сайте), а потом – в 2007 году, оценивал «Дневник Есина, 2006 год». Написал внутреннюю рецензию, подчеркиваю: внутреннюю! А она оказалась у Есина, и он ее стал цитировать. Впрочем, как и с какой целью была передана внутренняя рецензия автору, что категорически раньше запрещалось (она внутренняя для редакции!) – вопрос другой.

Так вот читаю у него в дневнике 2008 год.

«26 октября, воскресенье. …Нашел у себя на столе, как мне казалось, потерянное письмо Куняева и злобный и раздраженный отзыв Евгения Шишкина. "Дневник 2006 года" "Наш современник" печатать не станет. Куняев пишет, соглашаясь с Шишкиным, отзыв которого "грубоватый и недипломатичный", но "с сущностью его оценки – незначительностью именно дневники этого года по сравнению с предыдущими – я был вынужден согласиться". Раздражает также редакцию и редактора, что я сдаю им весь корпус "Дневника" за год, а уже они, даже не показывая мне, выбирают. Не выбирайте, вполне обойдетесь без меня. Из отзыва Е. Шишкина, отчасти свидетельствующего о выборке, которую, как я теперь понимаю, мне всегда не показывают сознательно: "Сам автор признается, что надиктовывает его то ли секретарям, то ли денщикам... что, по сути, является профанацией дневников, где исповедальный характер письма является главным для такого жанра. Но даже не это печалит. Дневники нынешние абсолютно беззубы. Ни слова о политике, ни строчки о русско-еврейской теме. Есин даже отнекивается от этих тем". Заканчивается этот отзыв, в котором есть и кое-что о нетрадиционной любви, замечательными строчками: так сказать, выстрел по всему полю. "Все смотрится и глуповато, и пошловато, – неудовлетворенное тщеславие писателя, который пользовался своей должностью на триста процентов и плодил вокруг себя лизоблюдов. Теперь нет культовой должности, нет заграничных приглашений, нет встреч на высших уровнях, поубавилось холуев и похвал". И еще дальше – трусливый императив, некая боязнь за уже содеянное: "Рукопись, безусловно, стоит отклонить. Автору предложить показать "Дневник" 2007 года". Нет уж, хватит, теперь пусть показывают другие...»

Из всего этого текста меня возмутили два слова «трусливый императив»… Что за чушь?!

Вот мой текст «Внутренней рецензии», а не отзыва. И печатаю я его, чтобы показать, как можно что-то исказить, а еще уколоть «императивом…»

Итак, мой текст.

«Внутренняя рецензия

на материал Есина С.Н. «Дневник 2006 г.»

Материал, представленный г-ном Есиным С.Н. с названием «Дневник -2006 г.», не только «устарел» и является не актуальным для журнала, но и по существу не является дневником. Сам автор признается, что надиктовывает его своим то ли секретарям, то ли денщикам… что по сути является профанацией дневников, где исповедальный характер письма – является главным для такого жанра. Но даже не это печалит. Дневники нынешние абсолютно беззубы. Ни слова о политике, ни строчки о русско-еврейской теме. Есин даже отнекивается от этих тем. Нет и крупных персонажей, нет и «всероссийских» размышлений, только мелочи, быт, повторения прошлого. Если затешется цитата, так и то не собственная.

В основном нынешний дневник – уже не ректора – посвящен оправданиям своего ректорского правления, литинститутским склокам, заверениям в том, что он ничего не украл, и, конечно, ёрничество по отношению к новому руководству и т.п.

Огромное место занимает ответ какому-то анониму, который уличает его в худом правлении институтом и нетрадиционной любви к аспирантам. Есин, разумеется, открещивается, говорит, что он, 70-летний старик, для гомосексуальных связей стал уже староват…

Десятки страниц посвящены рецензиям на малоизвестные фильмы малоизвестного Гатчинского фестиваля, рецензиям на просмотренные модные спектакли в московских театрах (наши читатели их не видели), рецензиям на опусы своих литинститутских учеников. Кстати, об учениках. У Есина за долгие годы работы преподавателем среди учеников нет ни одного писателя! Фактически нет. Ни одного он не предложил нам к публикации, ни один к нам не пришел. Есть, правда, прозаик-любимчик, бывший проректор Толкачев, но он скорее – любимчик, чем писатель…

Еще одна тема – сбор жалких похвал в свой адрес. Дежурные, случайные, в знак вежливости, подхалимные строчки – от кого бы то ни было… Все это смотрится и глуповато, и пошловато, – неудовлетворенное тщеславие писателя, который пользовался своей должностью на триста процентов и плодил вокруг себя лизоблюдов. Теперь нет культовой должности, нет заграничных приглашений, нет встреч на высших уровнях, поубавилось холуев и похвал, – остаются только сплетни Литинститута, которые наших читателей могут только покоробить (им и не нужно знать об этой грязи).

Рукопись, безусловно, стоит отклонить. Автору предложить показать Дневник 2007 года, – желательно, чтобы он предварительно отобрал материал (стр. 50), а не валил ворох «пустых» страниц, – может быть, там наберутся хоть крохи мыслей, интересных нашим читателям.

Евгений Шишкин

Апрель 2008 г.»

Вот и «трусливый императив»… Эх, Есин, Есин! Конечно, относиться к дневникам, подобным есинскому, нельзя без иронии. Полно всякой чепухи и вздорных трактовок. Впрочем, эти дневники уже просто макулатура.

***

В 1999 году Нижнем Новгороде я был редактором сборника стихов замечательного поэта-фронтовика Александра Люкина.

Некоторые строки запомнились:

«Мало стихов читают рабочие, мало!

Видно, в строчках, которыми потчуем, нет металла…»

Это написано в 60-е годы, когда, казалось, повсюду гремели пииты и твердили фразу популярного поэта-эстрадника Евтушенко: «Поэт в России больше, чем поэт!»

Правда, слыхал я и другие стихи, цитирую по памяти лишь некоторые строки, звать поэта Игорь, а вот фамилию не помню ("евнухи" - тут не случайно; Евтушенко часто кликали в литературных кругах "Евтухом"...)

У Музы евнухов полным-полно,

Грош славы у неё вымаливать готовы…

(Тут несколько строк я не помню.)

…Всё это евнухов сладкоголосый бред.

Поэт в России – он и есть поэт!

( А в другой строфе - повтор, но уже с такими словами.)

...И через сто, и через триста лет,

Поэт в России будет лишь поэт!

А теперь ещё одно стихотворение Александра Люкина.

Графоману

– Брось писать!

Говорю уверенно.

– Ни на гран в тебе нет творца,

Как у мерина,

У хорошего мерина, –

Всё не так,

Как у жеребца…

Это бы эпиграфом для сайта «Поэзия.ру» Возбуждало бы!

***

Ещё о поэтах.

Был в Воронеже. На Бунинском бале поэтов. Пригласили организаторы прочитать лекции для молодых поэтов, а собралось их на Бунинский бал, наверное, около сотни.

Говорю им на первой встрече:

"Я из журнала "Наш современник". Главный редактор у нас поэт. Вы знаете, кто это?"

Молчание.

"Вот и в "Новом мире" главный редактор поэт... И в журнале "Москва"... Вы знаете их? Читали?"

Опять молчание. А потом встает один парень и, улыбнувшись - не стыдливо, а с гордостью, сказал:

"А зачем нам их знать? Мы сами поэты! Нас читайте!"

***

О поездке на Бунинский бал в Воронеж.

В Воронеж я прибывал проходящим поездом, который идет не через центральный вокзал. Организатор бала предупредил, что меня встретит утром на платформе его водитель, поезд приходил рано. Я  сказал, что буду в черном пальто, рост 182 и т.п. Утром я вышел в Воронеже. Поезд ушел. Дует сильный ветер. Снег, метель, холод… С платформы все разошлись. Я мерзну. Никто не звонит… Ну, думаю, водитель, мог в такую погоду где-то задержаться. Потом все же пошел на станцию. Еще подождал и позвонил организатору, доложился: «Евгений Шишкин прибыл в ваше распоряжение». «Вы звоните из машины?» – услышал я вопрос организатора. «Из какой машины? Торчу на станции!» – «Как так? Мне водитель позвонил и сказал, что везет Шишкина!» – «Какого-такого Шишкина?» – «Ждите! Сейчас разберемся!» Через некоторое время на станцию забегает человек с табличкой: «Шишкин». «Я! Это я Евгений Шишкин!» Оказалось, что водитель встретил на платформе похожего по описанию человека, который оказался тоже Шишкиным (или в шутку назвался таковым). Правда, была закавыка. Двойник Шишкин оказался сильно пьян и со странной подругой. Водитель позвонил организатору и тихо спросил: «Как быть? Шишкина встретил. Но он, во-первых, пьяный, а во-вторых, не один, а с бабой…» «Ничего, – ответил организатор, – писатель Шишкин по дороге из Москвы мог попасть в добрую компанию и хорошенько выпить, дело обычное, а с женщиной там же и познакомился. В Воронеже немало красивых женщин. Вези обоих!»

В конце концов – вот обида-то! – двойника моего высадили вместе с дамой на обочине, можно сказать, в сугроб… А ведь удивительный был двойник! Когда ему сказали, что его встречают и должны куда-то привезти, он с этим тут же согласился! Сел и поехал! А если бы его повезли на смертную казнь, к грабителям, бандитам?! И подруга его тоже хороша! Видать, верная и согласная на всё… Воронеж удивительный город!

***

Стихи моего товарища Сергея Карасева (1953 – 1995), годы жизни говорят сами за себя.

Ночные поезда

Ночью на вокзале кособоком,

Что начальством позабыт и богом,

Но пока не обречен на слом,

Бродит, сон превозмогая тяжкий,

Лишь дежурный

            в форменной фуражке

Возле вечной статуи с веслом.

Да еще неведомая пара

По доскам скрипучим тротуара

Забрела нечаянно сюда.

Кто они – блуждающие двое?

Боже правый!

            Это ж мы с тобою

Дальние встречаем поезда.

И когда промчится мимо скорый,

Зеленеть от страха семафоры

Заставляя ревом и огнем,

Мы с тобою слова не пророним,

Мы теперь на ветреном перроне

До утра останемся вдвоем.

Как рассвет над синим лесом розов!

Наша юность!

            Крики паровозов,

Соловьи в припадочном бреду,

Аромат ворованной сирени

И твои озябшие колени,

От которых глаз не отведу…

Это было с нами. Только с нами!

До сих пор мне снятся временами

Паровозов бешеных огни.

Мы не ради них, конечно, жили,

Но зачем, зачем они спешили?

Слишком были скорыми они.

***

На книжной ярмарке в Москве осенью 2016 года поразило увиденное…

На стендах выступают разные литераторы, политики, артисты, – везде людей очень мало, до стыдного мало… И вдруг выстраивается огромная очередь. Огромная! Метров на пятьдесят… Она тянется от входа до центра павильона. В очереди в основном молодые, очень молодые люди.

– Кто там? Что за писатель? – спрашиваю я одного из молодых людей.

Он произносит имя и фамилию. Я ни разу этой фамилии не слышал, да и тут же забыл. Ведь он сказал: «Это известная блоггерша в России…»

Да, кстати, на книжной ярмарке выступали еще какие-то актеры из сериала «Кухня», представляли кулинарные рецепты, пел актер-скандалист Садальский, что-то говорили на стендах разного пошиба политики, а еще фантасты, а еще психологи, а еще социологи, телеведущие. Но писателей, окруженных читателями, я не видел… Возможно, я проглядел какую-нибудь детективщицу или каких-нибудь быковых и улицких… Но что они стОят в сравнении с популярной блоггершей России?!

Кстати, внешне совсем невыразительная девчушка…

***

В жизни всё объяснимо, у всего есть исток…

Есть такая журналистка из Белоруссии Светлана Алексиевич. Она собирала воспоминания участников трагических событий (о Великой Отечественной войне, Чернобыле, Афганистане) и составляла сборники. Первым нашумевшим натуралистическим сборником был «У войны не женское лицо». Потом последовали и другие. Один из них, «Цинковые мальчики», о войне в Афганистане. Не буду рассуждать о том, насколько чистоплотно она собирала материал, ведь против нее судились некоторые «герои» этой книги. Поразило другое. Название! «Цинковые мальчики». Цинично, кощунственно, намёк на цинковые гробы. Подумал: ну что поделаешь: журналистка недалекая, не слышит, не понимает русского языка, переступает нравственную грань дозволенного…  Но именно тогда я понял, что она не была матерью! Да разве женщина, которая вынашивала, рожала свое чадо, кормила грудью, склонялась над ним в бессонные ночи, лелеяла, успокаивала в плаче и болезни сможет о ребенке – о чьем-то погибшем сыне – сказать «цинковый»!

Прошло время, и недавно Алексиевич выплыла с нобелевской премией. И опять по газетам это жуткое «Цинковые мальчики». Полез в ее биографию, чтобы убедиться… И точно. Ни семьи, ни детей у этой журналистки. И если даже Господь не дал ей счастья стать матерью, все же поражает ледяная духовная глухота…

Денег русофобские злыдни из Стокгольма ей дали. Выслужилась. Но душевную убогость эта тётка долларами не прикроет.

***

В 70-е годы в Кирове накануне Нового года произошло ЧП. Подвыпивший парень решил сделать подарок девушке и ночью спилил маленькую голубую ель на аллее под памятником С.М. Кирову на Октябрьском проспекте. Елочка не более полуметра.

Угадайте с трех раз: сколько ему дали?

Правильно! Показательным судом – три! целых три года тюрьмы! Вернее, лагеря. Тогда еще местные острословы говорили: теперь три года будет в тайге елочки пилить… Парень раскаялся, готов был посадить за свой счет аллею таких елочек, не был раньше судим. Но три года огрёб…

Несколько негодяек из группы с названием, которое переводить противно, осквернили Храм Христа Спасителя… Одну из них и вовсе не посадили. Двум другим дали по два года, да и то они отсидели несколько месяцев: отпустили по амнистии…

Эти взбешенные сучки орали, задирали ноги у алтаря, топтались на нашей Святыне… А их по сути помиловали. Но как при этом выли черти, черти мировые вроде мадонны, и черти местные… черти выстроились в рядок в защиту подлых мерзавок. Со списком чертей, которые завопили в защиту этих скотинок можно ознакомиться по ссылке. https://www.dropbox.com/s/u4xjrkcxlyfsmnx/shterti.docx?dl=0

Храм Христа Спасителя был построен в честь победы русского народа в Отечественной войне 1812 года. Снесен чертями в 1931 году. Святыня восстановлена по почину русских православных в 1997 году; черти примазались к восстановлению…

***

Был в Ельцин-центре в Екатеринбурге. Ощущения и жуткие, и смехотворные… Паноптикум. Куда тратятся государственные деньги?!

У памятника Ельцину (страшный, уродливый по эстетике и выразительности монумент, рожа президента будто с большого похмелья, опухшая, как лаваш… – словно автор хотел поиздеваться над персонажем), – так вот у памятника бродит бугай охранник: памятник не раз обливали краской...

В каждом зале экспозиции стоит тоже бугай охранник, не бабушка смотрительница...

Вижу на фото знакомые физиономии (гайдаровско-чубасовско-бурбулиско-авенские), говорю сопровождающему меня товарищу и мордовороту-охраннику: «Хотите я вам про этого расскажу?» Охранник меня осекает: «Мужики, не надо! Я уж здесь столько всего наслушался...»

«Исторический мультфильм» о Ельцине – просто бред сивой кобылы! Его снял просто дурак. Он, конечно, рассчитывал на какое-то быдло, полных неучей. Наши дети – не быдло. А главное – из рассадника демократии они идут домой, где у них родители, а еще пережившие ельцинизм бабушки и дедушки, которые знают цену демократии 90-х годов.

Впрочем, центр этот становится обычным торговым центром: лавки, бутики, – музейных экспонатов ведь мало, а если и есть, то они пропагандистско-тупые, мертвые (членовоз-автомобиль, троллейбус, с которого по пьянке упал защитник Белого дома, глупые, их все пора залить ядовито-синей краской, которой уже обливали памятник Ельцину), а торгаши пустовать помещениям не позволят.

Эпоха, однако…

***

На Курском вокзале.

Стою в длинной очереди в кассу, вечером, уставший. Сзади подходит маленького роста неприметный чернявый мужичишка. Спрашивает: «Вы последний?» Отвечаю с некоторой ленивостью: «Я, дорогой...»  – «Я не дорогой, я русский!» – строго возражает он. Поворачиваюсь к нему, искренно говорю: «Извини, братан…»

***