Труд №084 за 21.05.2002



КУЛЬТУРА


ТРИ КРУГА АДА
ПРОШЕЛ ГЕРОЙ РОМАНА ЕВГЕНИЯ ШИШКИНА "БЕСОВА ДУША"


Обращение новых поколений к теме Великой Отечественной вполне естественно – известно, что более полувека прошло после 1812 года, прежде чем появилась "Война и мир" Льва Толстого. Роман Евгения Шишкина "Бесова душа", пронизанный обжигающей правдой о второй мировой войне, отмечен премией года журнала "Наш современник". Автор родом из Вятки. Он лауреат литературных премий имени Платонова и Шукшина. Руководит творческим семинаром прозы на Высших литературных курсах.

– Евгений Васильевич, что побудило вас написать этот роман, вы ведь родились десятилетие спустя после окончания войны?

– Мой роман не о войне, а о любви, которую проносит герой книги Федор Завьялов через три круга ада – тюрьму, войну, госпиталь. Замысел возник лет десять назад, и писал я, конечно, о людях, которых хорошо знал, – мой дед погиб на Калининском направлении в 42–м, ему и посвящен роман. Мой отец в годы войны работал на железной дороге и в окопах не был, а вот мой дядя Федор Николаевич прошел тяжелейшими фронтовыми дорогами – его в наибольшей степени можно назвать прототипом главного героя. Я много читал о войне, особенно помогли мемуары саперов, минеров, артиллеристов, воспоминания фронтовиков, с которыми сталкивала жизнь.

– Можете назвать какой–то факт, который особенно поразил вас?

– Поражает количество жертв – астрономическая цифра. Как правило, это были самые сильные люди – цвет нации. Сразу хочу сказать, что преклоняю колени перед фронтовиками и теми, кто восстанавливал страну. В большинстве это были женщины, и судьба Ольги в романе – характерный пример. Но я понимаю и своего героя, который сказал, что не чувствует себя победителем. Кажется, в воспоминаниях Станислава Куняева описан такой эпизод: Анатолий Передреев подошел к Михаилу Луконину, который написал, что лучше прийти с войны "с пустым рукавом, чем с пустой душой", и сказал ему примерно следующее: "А ты моему брату почитай эти стихи – он с войны без руки пришел"... Федор Завьялов, очнувшись в госпитале после операции, обнаруживает, что четвертован – у него ампутированы руки и ноги. И это после боев в павшем–таки Берлине!.. Он не выдерживает физических и нравственных мук и, безумно любя жизнь, сводит с ней счеты.

– Как, по–вашему, напечатали бы роман в советское время?

– Думаю, да, но без третьей, последней части, где действие идет к роковой развязке. Впрочем, даже при нынешней "свободе слова" некоторые рекомендовали мне ее не печатать.

– Возможен ли был иной финал для вашего героя?

– Нет, не возможен, меня вела правда характера, а это спасает от неточностей. Помните классический пример – Вронский у Толстого приехал домой и решил стреляться, а писатель и не думал об этом...

– Ваш роман настолько достоверно написан, что кажется, вашей рукой водил тот, кто был там, на войне...

– Голос свыше мне ничего не надиктовал, я просто стремился отвечать уровню художественной правды, а как это получилось – не мне судить. Очень пригодились, к слову сказать, впечатления от службы в армии – на границе с Норвегией, на Кольском полуострове.

– А кто "помогал" вам писать любовь Федора и Ольги, так и неосуществившуюся?

– О, тут "помощников" было много, и прежде всего Бунин с его "Темными аллеями", Толстой с "Анной Карениной", Гончаров с "Обломовым", да я назову вам десяток имен – Шолохов, Фолкнер, Маркес... Писатель не может иметь одного любимца, он должен любить многих и оставаться самим собой.

– Существует ли, по–вашему, какая–то сторона войны, которая еще недостаточно отражена в литературе?

– Многое еще предстоит написать о женщине на войне, думаю, что повестью "А зори здесь тихие..." тема не исчерпывается. И вообще не нужно думать, что о войне могут писать только те, кто воевал. Можно быть участником и очевидцем событий, но не обладать "шестым" чувством. Когда пишешь об отдаленных исторических событиях, появляется свобода, смотришь на них со всех точек зрения.

– В смерти Федора есть и светлая сторона – он уходит с мыслью "забрать бы с собой всю боль человечью..."

– Да, боли хватает всегда. Вот сегодня прагматичный расчет берет верх над всем. События в "горячих точках", наркомания, разврат в СМИ – по всему видим, что количество "боли человечьей" не уменьшается, а вот любовь – к Родине, близким, друзьям – тает. Разумеется, это временное явление, Россия настолько крепкая страна, что она всегда возрождается, как птица Феникс из пепла, другое дело, что не нужно связывать "возрождение" исключительно с материальными благами. Мы никогда не будем так же богаты, как немцы или датчане, потому что живем в огромной северной стране, и расходы на жизнь у нас раза в четыре больше, чем у других, – одну только железную дорогу – тысячи километров по тайге – поди обслужи. Зато мы сильны духом и знакомы с понятием "зовущей тоски русской души", так что не будем ломать менталитет и изменять себе.

–В последнее десятилетие все представления о жизни у людей перевернулись. Фронтовиков, например, без зазрения совести задвигают в угол, вспоминая о них лишь 9 Мая...

– Увы, это так. Сегодня задвигают в угол не только стариков, но и детей. Даже в Москве несколько десятков тысяч беспризорников, а ведь ни один чин из правительства или Госдумы, ответственный за "счастливое детство", не вышел на площадь (или на страницу газеты) и не сказал: "Я – тоже виноват!"

– Вы работаете в реалистической манере. А как ваши студенты относятся к творчеству таких писателей, как Пелевин, Сорокин, Ерофеев?

– В России всегда были модернисты, но разве можно поставить рядом со "Сном смешного человека" Достоевского, "Вием" Гоголя, "Петербургом" Андрея Белого, произведениями Платонова, скажем, "Голубое сало" Сорокина? Плохой стиль, деревянный язык, оглушительная нецензурщина! Не дело ли критиков отделить настоящую литературу от "литературных проектов"? Искусство должно укреплять, а не разлагать общественную атмосферу. Грех нам, наследникам великих традиций, не уметь видеть красоту в обыкновенной жизни. А уж из красоты сделать дрянь – это надо суметь. "Пишу, чтобы вызвать рвотный рефлекс!" – так и ставит задачу автор "Голубого сала". Ну вызовет, а потом? Вот и думайте, на кого рассчитана такая литература. Но поскольку имя раскручено, читают Сорокина многие, в том числе и мои студенты, но читают, уверен, "держа в уме" золотой запас нашей классики. Мол, окунусь в эту помойку, надо же знать, что это такое, а потом очищусь страницами классиков. Примерно так, помня о существовании Третьяковки, любуются порой посетители галерей на "новейшее" псевдоискусство. Но пора идолов скоро минует, как миновала пора некогда столь популярной "Эммануэли". Кому придет в голову переиздавать это сегодня?!

Не лучше ли посмотреть в сторону любимой многими Америки – какая здравая политика в государстве. После взрыва в Манхэттене вмиг вычистили из фильмов сцены катастроф. "Сибирского цирюльника" на экраны не пустили: американский сержант показан дураком – не любит Моцарта. И правильно делают – национальную идею следует блюсти, в государстве должна быть идеология. А закладываются основы духовной культуры в детстве.

– А что вы отвечаете тем, кто утверждает, что флаг над рейхстагом водрузили в 1945–м англичане?

– Говорю, что и без них знаю, каков сегодня авторитет России в мире – иначе кто посмел бы произносить подобное?

– И все же, что нужно делать, чтобы люди, особенно новые поколения, помнили о самой страшной войне последнего тысячелетия?

– Укрепить статус учителя, а уж он, будьте уверены, расскажет ученикам правду о Великой Отечественной. А детям читайте сказки, как читала когда–то мне мама и рассказывала бабушка. И так легко было от Ивана–царевича, воюющего со Змеем Горынычем, перейти к событиям Отечественной войны. А роман мой родился из боли общей для многих – происхожу я из репрессированной семьи и страданий на нашу долю выпало много. И если мне удалось сказать об этом что–то, заслуживающее внимания, то в этом я вижу волю судьбы. Ведь как говорят: "Писательство не та дорога, которую мы выбираем, а та, которая нас выбирает". Вот мне и довелось на ней встретиться с сильными и красивыми людьми. И рассказать о них в своих книгах.

Катаева Нина.